– Ваша честь, – сухим бесстрастным тоном прервал Мейсон излияния окружного прокурора, – я не протестовал лишь потому, что знал, что мой уважаемый коллега заранее тщательно отрепетировал и свою речь, и речь своего свидетеля, и попросту не хотел их портить.

По залу пронеслась легкая волна смеха. Сам судья Ховисон не смог сдержать улыбки, а Бергер нахмурился, поняв, что его прорвавшееся раздражение разрушает то впечатление, ради которого он столько трудился.

Он взял себя в руки и произнес со скромным достоинством:

– Если суд и присяжные разрешат мне допрос свидетеля именно в этом доверительном ключе, я думаю, что смогу убедить их в искренности этого человека, его глубоком раскаянии и скорби в связи с невосполнимой потерей. – И, не ожидая ответа, Бергер повернулся к Натану Бейну и спросил: – Почему вы отправились в Новый Орлеан, мистер Бейн?

– Я вылетел туда, – начал Бейн, – потому что женщина, вошедшая в мою жизнь, там остановилась, и я хотел лично сказать ей, что не хочу никогда больше ее видеть и что наша связь была ошибкой, приведшей меня к душевному банкротству.

Поведение и слова Натана Бейна убеждали. Опытный психолог, несомненно, заметил бы, что ораторский эффект Натана Бейна заключался в умении себя подать с использованием тщательно отрепетированных приемов, но неискушенный слушатель видел только несчастного, подавленного испытаниями неверного мужа, которого жизнь заставила публично признаться в своих ошибках и слабостях, и пытающегося искупить свою вину.

– Ну а теперь, – продолжил Гамильтон Бергер, выдержав красноречивую паузу, – расскажите о том полюбовном соглашении, которое вы заключили с сиделкой вашей покойной жены, Нелли Конуэй. Хотя здесь уже упоминали о нем, опишите нам, как это все в действительности произошло.

– Это была, – проникновенно начал Натан Бейн, – искренняя попытка с моей стороны исправить то зло, которое я причинил этой весьма достойной женщине.

– Пожалуйста, расскажите нам все как было, – окружной прокурор был сама благожелательность и любезность.

– Я способствовал аресту Нелли Конуэй по обвинению в воровстве. Сейчас я хорошо понимаю, что мои действия были не только дурны с моральной точки зрения, но и весьма опрометчивы. Ее защищал мистер Мейсон, адвокат, который сейчас защищает Викторию Брэкстон, и он, нужно признаться, преподал мне хороший урок в суде. Это случилось из-за того, что я не до конца продумал свои действия и те возможные негативные последствия, которые, как этого и следовало ожидать, не замедлили последовать. Это был поспешный и необдуманный шаг с моей стороны.

– Что же вы конкретно сделали?

– Я обратился в полицию и по их совету пригласил частного детектива. В моем доме стали пропадать вещи, и у меня были основания, или я думал, что были, подозревать Нелли Конуэй. Я вынул шкатулку с драгоценностями жены из ящика, где они были заперты на ключ, и оставил ее на виду. Я подменил бриллианты поддельными и сделал опись драгоценностей. Затем опылил снаружи шкатулку флюоресцентным порошком.

– Будьте любезны, мистер Бейн, опишите попроще, что это за порошок и каково его действие.

– Это тот порошок, которым меня снабдил специально нанятый мной для этого дела частный детектив. Насколько я понимаю, этот порошок широко применяют частные детективы для расследования бытовых краж, случаев воровства в школах, на предприятиях и тому подобное…

– Не могли бы вы описать этот порошок?

– Обычный в общем на вид порошок. Если его нанести на какой-нибудь предмет, ну вроде той обитой кожей шкатулки, которая принадлежала моей жене, то он практически незаметен. Но при прикосновении к этому предмету он остается на пальцах, причем, что примечательно, попав на пальцы, он практически не ощущается, так как лишен вязкости.

– В чем действие этого порошка?

– Он приобретает особые свойства под действием ультрафиолетовых лучей. Когда ультрафиолетовый свет попадает на этот порошок, то он вызывает достаточно яркое, так называемое флюоресцентное свечение.

– Продолжайте, пожалуйста. Постарайтесь не упустить ни одной подробности, связанной с возбужденным вами делом против Нелли Конуэй и ее арестом. Я бы хотел, чтобы вы подробно разъяснили присяжным, почему вы решили предложить ей денежную компенсацию.

– Ясно из-за чего – из-за того, что ее по моей вине ошибочно арестовали и, в общем, бросили тень на ее репутацию. После того, что мистер Мейсон сделал со мной в суде, – криво улыбнулся Натан Бейн, – вряд ли бы нашелся кто-то, кто бы в этом сомневался, включая меня.

Некоторые присяжные сочувственно улыбнулись.

– Кстати, сколько вы ей заплатили?

– Ей – две тысячи долларов и пятьсот долларов – вознаграждение адвокату.

– А теперь, будьте любезны, продолжайте, опишите подробнее арест.

– Мы распылили флюоресцентный порошок на эту шкатулку с драгоценностями.

– И насколько я понимаю, порошок не распыляли в другом месте?

– Нет, сэр. Только на шкатулку.

– И что случилось?

– Время от времени я и нанятый мною частный детектив проверяли содержимое шкатулки и сверяли его со списком. Все оставалось в неприкосновенности до того, как в моем доме появилась Нелли Конуэй. Как раз в это время из шкатулки пропала бриллиантовая подвеска, я имею в виду не саму подвеску, а ее синтетическую имитацию, надеваемую, как правило, на приемы. Я пригласил Нелли Конуэй и под благовидным предлогом выключил свет в комнате, включив одновременно ультрафиолетовый источник света. Когда мы с частным детективом сделали это, то ее пальцы засветились в темноте. Это была косвенная улика, и на ее основании мы пришли к выводу, как потом оказалось ошибочному, что хищением драгоценностей из шкатулки занималась Нелли Конуэй. Мистер Мейсон искусно доказал в суде, что наши обвинения ни на чем не основаны.

– И чем закончилось все это дело?

– Нелли Конуэй была оправдана, и очень быстро, нужно сказать.

– Судом присяжных?

– Да, сэр.

– А теперь, – задал вопрос Гамильтон Бергер, – относительно тех трех таблеток, что были найдены в корзинке согласно показаниям доктора Кинера. Были ли вы там, когда корзинку обследовали?

– Да, сэр, я присутствовал при этом.

– И как поступили с теми тремя таблетками?

– Полицейские их осмотрели и приобщили к делу в качестве вещественного доказательства и… ну когда стало выясняться, что подмена таблеток, исходя из всех возможных вариантов, могла быть совершена подзащитной, я рассказал полицейским, что недавно разговорился с подзащитной о деле Нелли Конуэй и его деталях и что подзащитная захотела взглянуть на шкатулку с драгоценностями. По ее просьбе я открыл секретер, достал из него шкатулку и дал ей взглянуть на нее.

– Она дотрагивалась до нее?

– Да. Она взяла ее в руки.

– Кто-нибудь еще дотрагивался?

– Нет, сэр. Примерно в это же время брат подзащитной, он был наверху, позвал ее, и она вернула мне шкатулку. Я быстренько положил ее на секретер и отправился за ней наверх.

– Позже вы сообщили полиции об этом?

– Да, сэр. Я сказал им, что частицы флюоресцентного порошка, который все еще оставался на шкатулке, возможно… ну, в общем, я высказал предположение полицейским, что неплохо было бы взглянуть на эти три таблетки под ультрафиолетовым светом.

– Они сделали все это в вашем присутствии?

– Да, сэр.

– И что произошло?

– Показалось слабое, но характерное флюоресцентное свечение.

В публике раздался сдавленный вскрик, затем по залу пошло шушуканье. И в этот момент Гамильтон Бергер, как будто вспомнив о времени, на которое раньше не обращал внимания, выразительно посмотрел на настенные часы в зале суда и сказал:

– Ваша честь, я, кажется, превысил время до перерыва на десять минут.

– Именно так, – ответил судья Ховисон, показывая своим тоном, что он сам настолько заинтересовался этой драматической стадией показаний, что не заметил, как пробежало время.

– Прошу прощения, – скромно промолвил Гамильтон Бергер.